Прошёл мимо двери дочкиной школьной столовки, и пахнуло оттуда таким коктейлем, что всколыхнулась во мне смутная волна воспоминаний и ощущений.
Остро вспомнилось, что в детстве меня без метафор тошнило от этого запаха: я вообще был очень разборчивым в еде ребёнком (дочь, увы, такова же).
Но это именно память о тошноте – от ума, а не от чувств – потому что теперь мне этот запах нравится.
Нравится, с одной стороны, объективно: я после пубертата стал всеяден, даже аллергия на яйца и цитрусовые прошла (на рыбу и орехи, правда, осталась).
С другой – какие-то светлые, не воспоминания даже, а ассоциации связываются у меня со школой, и вот это – всего странней.
Что хорошего помню я о школьном детстве? Да ничего (исключение – десятый класс, но это уже не детство). Я и ходил в школу мало: больше был на домашнем обучении, а когда ходил – мучился.
Может быть, дочь вернула или, вернее, переиграла для меня то, чего не было в моей судьбе?
Может быть, советское воспитание – «школьные годы чудесные» – пересоздаёт мои эмоции поверх реальных воспоминаний?
Но ведь и о детских больницах я помню теперь светло: не потому ли, попадая на казённую койку уже взрослым, обычно ощущаю себя как дома?
Видимо, грустная память, когда её много, напитавшись выше меры горечью, становится слишком тяжёлой и тонет где-то в глубинах души, а наверху остаётся плавать (господа гусары, молчать!) более лёгкая и светлая.
Вот так просто.
Не тем ли объясняется нынешний мой, пусть умеренный, но стойкий оптимизм (общественный в том числе), пришедший после изматывающе долгой болезни, что длилась всю первую половину прошлого года?
Хотелось бы, конечно, чтобы он был следствием силы духа и несгибаемого характера, но и так – неплохо.
