Вспомнилась ещё одна собачья история – на сей раз из прошлого. В памятные лихие времена, когда тривиальные застольные празднества нередко охранялись вооружённо и с собаками, я стал свидетелем такого эпизода. Из банкетного зала вышел, пошатываясь, напраздновавшийся вусмерть мужчина средних лет и завёл оживлённую беседу с полицейским. Впрочем, беседа была односторонней: гуляка что-то говорил, активно жестикулируя перед лицом собеседника, а охранник смотрел на него, снисходительно улыбаясь. В какой-то момент выпивоха обратил внимание на сидящего рядом со стражем порядка гигантского ротвейлера и сказал удивлённо: - Ой! Собачка… Не кусается? - Нет, – ласково ответствовал полицейский, – откусывает… Пёс же тем временем смотрел на бражника снизу вверх с непередаваемым выражением морды и всё время скашивал глаза на хозяина, как бы интересуясь: «Не фас? Нет? Опять не фас? И теперь не фас? Ээээх, добрая твоя душа, золотое сердце…»
Моя собака – формалистка. У неё есть жёсткие представления о красоте и уродстве форм. Например, ей нравится всё японское. Нет, суши и роллы мы ей не даём, но любимые собаки у неё – акита (более известные как хатико) и японский же шпиц: завидев издалека их пушистые абрисы, она мчится знакомиться, крутя хвостом. Моя собака не в восторге от человеческих детей, особенно на самокатах, и я могу её в этом понять. Но грудные дети на руках у мам вызывают у неё натуральный ужас: она долго всматривается в этот причудливый силуэт с почтительного расстояния, недоверчиво слушая голос матери – «ой, смотри какая собачка», а стоит младенцу издать первый звук, как моя собака мчится прочь от этого двухголового чудища.
Консервативными методами обойтись не удалось, флюс логически привёл к оперативному вмешательству в самое дорогое – в рот. Лежу вчера, как бродская рыба, рваной губою (ну, точнее десною и щекою) тщетно дергаю слово, заморозка начинает отходить, ставится понятно на уровне прямых ощущений, что со мной делал хирург час назад. И тут приходит собака целоваться. Это оказывается так страшно, когда собака лижет по ещё неотмороженному! Чуть не прогнал её в панике. Слава Богу, она сама быстро отстранилась, фыркнув: пахло от меня, видать, соответственно.
Целыми днями делаю прописанные фонопедические упражнения в надежде вернуть работоспособность, но есть проблема. Они связаны с издаванием довольно своеобразных звуков и, чуть заслышав их, собака несётся ко мне с облизыванием – спасать меня. Её можно понять: самому странно слышать от себя такое. Страшнее было лишь, когда жена занималась бодифлексом. Слава Богу, собаки у нас тогда ещё не было: с реек бы съехала точно.
У кого – свобода и демократия, а у нас – как бы уговорить собаку сходить по большому! Между бесконечными морозами и снегопадами (уж и забылось, что в России бывают такие зимы!) у нас был ровно один день оттепели, так что теперь под тонким слоем свежего снега – жёсткий наст. Собака выходит на целину – слышит под собою хруст, боится уйти под лёд и скорей бежит назад – на тропинку. А на тропинке по большому не ходят – даже человеку понятно. Кстати, к свободе и демократии это тоже относится.
Когда школьный выпускной проходит дистанционно, остаётся последняя радость: нарядиться соответственно случаю и разделить ликование с собакой! Кстати, с нашей собакой можно делать всё – она изумительно контактна и сговорчива. Нельзя только одного: когда она пристально смотрит на тебя, спрашивать – что такое? или – чего хочешь? Тогда она немедленно и так эмоционально начинает объяснять, чего хочет, что хоть уши затыкай. Приходится догадываться. Но для человека, живущего с тремя женщинами, не считая собаки, это, в общем, не проблема.
Как сказано в одной рекламе (я нередко запоминаю удачные слоганы, но никогда – что именно они рекламируют), «собаки делают нас лучше». Это так, и во время изоляции в тесном кругу ощущается особенно ясно. Собака – мягкая прокладка для всей семьи!
Названый брат нашей пудели – тоже пудель по кличке Бенедиктус (ну, это я его так называю), живущий у нашей директора (сложная фраза, я понимаю, но не судите строго – стресс ведь), вдруг стал видеть своё отражение на дне собственной никелированной миски: как доест, так и шарахается. И вообще – побаивается уже к миске подходить. Придётся, похоже, покупать ему другую миску – не зеркалящую. Чем-то это всё мне напоминает современный этап развития человечества, хотя пространно расшифровывать сию метафору не возьмусь.
Дочь спрашивает: - Как ты думаешь, собаки умеют смеяться? - Ну, улыбаться они точно умеют, – отвечаю. - Это понятно, это они радуются. А смешное они понимают? - Не думаю. Чувство юмора животным не присуще. - Жаль. Мне вот кажется, что моя жизнь такая прекрасная именно потому, что смешная. А для Джеськи жизнь не смешная. Просто весёлая.
Нынешнее лето в русской средней полосе выдалось, кто ж спорит, своеобразное… Однако, истерические сетевые вопли о том, что его вовсе не было, что август обязан был компенсировать нам отсутствие июня и июля, а он – вона как, начинают раздражать. Короткая память – великий грех, с нею надо ратоборствовать – фактами! Раскрываем архив погоды в Казани и что же видим… 1. Май был аномально тёплым и больше напоминал умеренный июль: в первой его половине неделю стояла жара под тридцать и за, потом, правда, выдалась неделя прохлады – в духе обычного тёплого мая (но такое бывает и в июле), а в конце месяца опять пришла жара. 2. Июнь был менее экзотическим, но всё-таки более походил на рядовой июль чем на себя: за исключением пяти последних дней, когда началось явное похолодание, средняя дневная температура ниже двадцати градусов была лишь два дня, а около тридцати и более – восемь дней. 3. Июль – за исключением, опять же, последних трёх холодных дней – был наполнен райской июньской погодой: по краям – 19 и 29, в среднем – 23-25 – ну чего вам ещё надо, собаки? 4. Ну, а август – в порядке компенсации – начался как май: черёмуховой прохладой и дождями. Если во второй его половине слегка потеплеет – до восемнадцати-двадцати (что вполне вероятно), то лето окажется совершенно типовым – правда, с переменой мест слагаемых. И нечего мне тут панику пороть!
